Дима Семенушкин шелкографию избирает для себя в качестве основного экспериментального художественного метода. Автор часто размышляет об «энергетических слоях» фотографии, где одно полотно смыслов и фактуры наслаивается на другое и вступaет в тесное взаимодействие с самой идеей шелкографии как техники.
Равно как и режиссеры, например, Алексей Балабанов в своем кино, натурно документализирующем реальность, сначала снимал одного актёра, а, далее, характер этого персонажа, его «я», озвучивал уже другой актёр, Дмитрий Семенушкин сосредоточен именно на идее рукотворности каждого произведения. Несмотря на свою возможную тиражируемость и трафаретную основу, процесс создания шелкографии имеет отпечаток неопределенности – у каждого произведения свои технические нюансы и визуальный характер.
Шелковая «матрица» пропускает через себя струи цветного пигмента точно так, как «фотоглаз» Дмитрия череду визуальных и эмоциональных вспышек: «Сначала – эмоция у артиста, далее – постконцертное ощущение, когда ты редактируешь снимок и дополняешь ощущения, и потом, только когда печатаешь, – эмоциональная концентрация достигает своего предела».
Пробельные элементы фотолитографического способа нанесения словно тонкое зеркало фотоаппарата, пускающее в свое пространство не все, но только определенные фрагменты. Техника эстампов, в частности, шелкографии, к которой обращались такие авангардные авторы, как дадаист Марсель Дюшан, или художники поп-арта, Энди Уорхол и Рой Лихтенштейн, и в творчестве которых она получила наибольшее распространение и маркировала это направление в искусстве XX века, у Димы Семенушкина теряет свой механистический базис и становится почти документальным, производимым вручную, способом архивации мгновения.